Ван Гог. На пороге вечности

Рецензия: Чего вы добиваетесь

«Я просто хочу быть одним из них», произносит Ван Гог голосом Виллема Дефо в первую минуту «На пороге вечности», ещё до появления картинки обозначая внутренний конфликт. Он хочет посидеть, выпить, поболтать — но больше всего, в конце концов, хочет и любит творить своё искусство, единственное, на которое способен. «Они», кем бы они ни были, редко относятся к этому дружелюбно. Школьная училка попадает в кадр лишь затем, чтобы возмутиться, что это вот раньше были настоящие художники; священник терпелив, но в конце долгой беседы все равно ставит картину лицом к стене; даже Полю Гогену интереснее сотрясать воздух наставлениями, чем искать общий язык.

Впрочем, быть может, главная проблема здешнего Ван Гога в том, что он попал в очередной произвольно собранный байопик — представитель того редкого рода фильмов, которые в своём движении вперёд скорее теряют, нежели обретают форму. Начинаясь за два года до смерти художника, фильм имеет лишь один возможный пункт назначения; поначалу Джулиан Шнабель направляется туда на сносном топливе в виде контраста между неловким общением и долгими бессловесными сценами на природе, хотя в последних съёмка от первого лица и постоянный фортепианный саундтрек далеко не всем зрителям позволят разделить счастье Ван Гога. Но это противоречие — мелочи по сравнению с тем, что начинает происходить во второй половине.

Шнабель сделал себе имя в мире кино на байопиках вроде «Пока не наступит ночь» и «Скафандра и бабочки», стремившихся поместить зрителя внутрь мировосприятия своих героев, но в «На пороге вечности» его приёмы в большей степени, чем когда-либо, выглядят как неумное вторжение в чужой мир. То, что жёлтый был любимым цветом Ван Гога, не означает, что зритель больше о нём поймёт, если произвольные кадры будут выглядеть залитыми мочой; его психическое расстройство тем более не означает, что периодически размывать нижнюю треть кадра (в том числе в сценах не от первого лица), на несколько секунд менять цвет на ч/б и дважды повторять за кадром диалоги, произнесённые минуту назад — хоть сколько-нибудь продуктивная стратегия.

В иные моменты камера просто кружит вокруг своего героя, на сантиметры приближаясь к его лицу и волосам, как будто в этом ключ к тому, что скрывается внутри. А что там, внутри? Путь фильма лежит от более или менее специфического общения к диалогу, в котором Ван Гог прямым текстом сравнивает себя с Иисусом и выражает надежду, что признание ждёт его в будущем, как раз со стороны людей, слышащих эти слова в зале. Больше авторам о своём герое сказать нечего. Дефо — слишком сильный актёр, чтобы всё перечисленное всерьёз сбивало его с толку, но смотреть на него здесь означает и смотреть на то, как фильм вокруг него неустанно подрывает сам себя.